Эхо Крымской войны: кто же проиграл?

9 сентября страна в очередной раз отметила День памяти русских воинов, павших при обороне Севастополя и в Крымской войне. Исполнилось 170 лет с тех пор, как вражеская коалиция одолела город-крепость, и, хотя звучит это трагично, дата для России отнюдь не траурная. Почему – рассказывает военный историк Сергей МАХОВ.

– Формально война началась из-за того, что Россия ввела войска в Дунайские княжества, контролируемые Турцией. А ввела она их затем, чтобы надавить на турок, – из‑за спора между русскими и французами по поводу христианской святыни в Вифлееме, находившемся под властью Стамбула?

– Проблема Вифлеема к тому моменту, когда русские войска вошли в княжества, отпала (французы пошли на попятную и уступили ключи от вифлеемской церкви Рождества Христова православным священникам, которые им обладали прежде). Россия рассматривала княжества в качестве залога – она требовала, чтобы у православных Турции было двойное подданство: пусть они остаются турецкими подданными, но у них должно быть право требовать альтернативного суда у русского царя по любым спорным вопросам, касающимся религии. Грубо говоря, половина турецких подданных получила бы право экстерриториальности, или, проводя аналогию с современностью, второе гражданство. Выполните наши условия – и тогда мы выведем войска из княжеств, говорили русские дипломаты. Но для Турции эти условия были совершенно неприемлемы.

Своими требованиями Россия стремилась сделать Турцию, на тот момент ослабевшую, ещё слабее. В то же время нужно понимать: Николай I не хотел её раздела. Он планировал раздел только на тот случай, если она начнёт распадаться на части, но не хотел способствовать её распаду. Потому что слабая Турция являлась для России более удобным соседом, чем какое-нибудь сильное государство, которое укрепилось бы на Босфоре и Дарданеллах. Однако ввод русских войск в княжества был воспринят в Европе именно как намерение расчленить Турцию и установить контроль над её территориями.

– Почему Европа так это восприняла?

– Этому заблуждению способствовал следующий факт. Ранее Николай предложил британскому посланнику в России Гамильтону: на случай, если Турция начнёт распадаться, давайте составим план, как русские с англичанами поделят её. Царь видел это как чисто умозрительное предприятие, подобное задачке из учебника по физике, ни с чем не связанной. Но англичане решили, будто русские действительно строят планы и будто это не попытка договориться, а постановка перед фактом: мол, либо поделим Турцию на наших, русских, условиях, либо вам вообще ничего не достанется.

Если бы это предложение Николая обсуждалось в тиши британских кабинетов, отношение к нему могло бы оказаться взвешенным. Но Гамильтон вынес его не только на правительство, но и на публику – в парламент. И тут же стало понятно, что Британия займёт антироссийскую позицию – сразу займёт, даже не разбираясь, просто потому что «баба Яга против», просто в силу антироссийского общественного мнения. А между тем, забегая вперёд, стоит обратить внимание на вывод английского автора, сделанный им в начале XX века: мы (англичане) в 1887 году поделили с русскими Балканы примерно так же, как ранее предлагал Николай I, – зачем же нам была нужна эта Крымская война?

– И правда – зачем? Какими целями войны руководствовались англичане? А французы?

– Главной целью англичан было добиться от нас экономических преференций, чтобы конкурировать в России с российской продукцией. Кроме того, во многом войну со стороны Англии спровоцировала Ост-Индская компания. Там мыслили так: русские захватят Турцию, потом Иран, потом Афганистан и выйдут к Инду. Мол, любую заваруху на юге Россия начинает только для того, чтобы забрать у них Индию. Довольно смешные опасения, потому что если посмотреть на карту, то прекрасно видно: Стамбул находится немного в другой стороне. Но, поскольку всей британской дипломатией на юге занимались люди из этой компании либо связанные с ней (акционеры, бенефициары), они не могли не прислушиваться к этим воплям.

А французским властям война понадобилась затем, чтобы отвлечь население от протестных настроений. Напомню, во Франции после Наполеона сложилась, грубо говоря, перманентная революционная ситуация: 1823 год, 1830-й, 1832‑й, 1848-й… Как же избежать очередной революции? Начать какую-нибудь «маленькую победоносную войну», как говорят у нас с некоторых пор. Более того: если армия где-то там, вне страны, – она тебя точно не свергнет. А против кого воевать? Против Англии, с которой французы уже пятьсот лет были врагами не на жизнь, а на смерть? Нет, не вариант, потому что война с Англией если и окажется победоносной, то никак не окажется маленькой. Лучше, мол, где-нибудь на краю ойкумены захватить какой-нибудь город, объявить это победой – тогда политический капитал заработаем, общество будет удовлетворено.

Ради этого стоит помириться с англичанами, решает Луи Наполеон. Едет в Британию и не просто предлагает ей союз против России, а выражает готовность избавить англичан от самой страшной напасти со стороны Франции – от каперства (государственное разрешение частным судам нападать на торговый флот другой страны. – Прим. «АН»). Представьте: твои компании терпят убытки от французских каперов, а теперь главный твой противник соглашается добровольно отказаться от этого оружия. Грубо говоря, откладывает в сторону меч и говорит: всё, я им больше не бьюсь. Поэтому англичане решили, что с Луи Наполеоном можно посотрудничать. Таким образом, Франция втянула Британию в войну (а не наоборот, как у нас многие считают). При этом большой войны, которая в итоге случилась, не предполагал никто.

– Правда ли, что в Британии первое время после войны её называли не Крымской, а Русской войной?

– Да. Это, собственно, единственная полноценная война между русскими и англичанами (ещё были странная война 1808–1812 годов и британская интервенция в Гражданскую, а больше ничего и не было). В Британии даже имел место эффект, называвшийся «крымским синдромом»: кто-то спивался, кто-то сходил с ума – в том числе и знаменитые политики, участвовавшие в Русской войне.

Кто проиграл?

– Общим местом является утверждение, что Россия технически отставала от Европы – и поэтому, мол, проиграла.

– Отставание имело место, но не критичное. У нас было меньше пароходов, не было винтовых линкоров – они только строились. Мы опаздывали, грубо говоря, года на два. С другой стороны, мы располагали минами, которыми не располагали наши противники. Артиллерия и у нас, и у них развивалась в 1955–1956 годах – мы с ними шли практически ноздря в ноздрю.

Поэтому я не вижу особого смысла упирать на вопрос о технике. Она была примерно равной. Ну да, у них чуть-чуть получше, но именно чуть-чуть… Нарезные штуцеры Минье? Так и у нас были нарезные штуцеры Гартнуга. Причём штуцерами в 1856‑м русские снабдили всю армию, которая стояла в Прибалтике. А Крым снабжался по остаточному принципу, потому что столицу нужно защищать в первую очередь.

– Если техническое отставание было не критичным, то почему Россия не сумела победить?

– Если говорить именно про Крым (а Крымская война шла и на Белом море, и на Балтике, и в Тихом океане), то, скорее всего, дело в логистике. Крым был по большому счёту логистической пустыней. Без железной дороги или без владения Чёрным морем (владения Чёрным морем Россия лишилась, когда затопила флот, чтобы англо-французские корабли не могли зайти в Севастопольскую бухту. – Прим. «АН») снабжать Крымский полуостров – та ещё проблема. За 1854 год на нужды армии выгребли всё, что было у крымских помещиков, – к 1855-му Крым был полностью истощён, взять было нечего. А снабжать армию надо! До мая пользовались Азовским морем: возили из Ростова, Таганрога, Бердянска до Арабатской стрелки и оттуда по каменистой дороге в Севастополь и Симферополь. А когда потеряли Керчь и в Азовское море вошли англо-французские силы, которые пожгли Таганрог, Бердянск, Мариуполь, Ейск, – снабжение стало невозможным. Соответственно, пришлось выводить группировку из Крыма.

– Хотите сказать, оборона Севастополя – это бессмысленный героизм?

– Нет. Вступила в действие теория шверпункта (точка приложения основных усилий. – Прим. «АН»). Появляется шверпункт (например, Сталинград в Великую Отечественную), и основные бои ведутся именно за него. Одна сторона подкидывает туда силы – и другая тоже, одна сторона подкидывает туда ещё больше сил – и другая тоже. В результате, вместо того чтобы проводить какие-то большие операции, противник сосредоточен на осаде одного города. И тут оказалось, что после захвата противником южной части Севастополя обе стороны просто выдохлись. Одна не может победить, а другая не может проиграть. Значит, надо заключать мир.

Крымская война вылилась в сражение за этот город-герой. Он был полностью обескровлен, разрушен, но перемолол основные силы англичан и французов – и никаких активных боевых действий они вести уже не могли. В этом заслуга моряков, солдат и просто жителей, которые обороняли Севастополь.

– У нас бытует мнение, что Россия проиграла Крымскую войну. А из ваших слов следует другое: война закончилась вничью.

– На момент окончания войны ни один из жизненно важных центров России не захвачен. Русской армии не нанесено поражение, которое было бы сопоставимо с её уничтожением. Никаким сельскохозяйственным регионам урона тоже не нанесено. Территориальные потери (треугольник Кагул – Измаил – Дунай) – около 200 квадратных километров, то есть совсем небольшие потери, вообще никакие. При этом приобретения составили около 200 тысяч квадратных километров (Амурский край). Да, русские лишились права держать флот в Чёрном море, как и турки (русские восстановят это право в 1871-м. – Прим. «АН»), а также России не удалось добиться двойного подданства для православных Турции. Однако Турция всё равно осталась ослабленной – это прекрасно показала следующая русско-турецкая война (1877–1878).

А что же Британия с Францией? Экономические преференции от России англичане получили лишь после войны – в Парижском мирном договоре об этом нет ни слова. Ну а Франция не преодолела революционную ситуацию – напротив, усугубила её, что вылилось в Парижскую коммуну 1871 года. Мой постулат таков: в Крымской войне выиграли все те, кто в ней не участвовал, и проиграли все те, кто участвовал, за исключением лишь Сардинии, которой в результате удалось создать Итальянское королевство.

У нас до сих пор преобладает взгляд в духе Ленина: «Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России», или в духе Энгельса: «Царизм потерпел жалкое крушение, и притом в лице своего внешне наиболее импозантного представителя; он скомпрометировал Россию перед всем миром, а вместе с тем и самого себя – перед Россией». В действительности же Крымская война показала, что четыре страны – Британия, Франция, Турция и Сардиния, две из которых являлись передовыми промышленными державами, – победить Россию не в состоянии. Россия, со своей стороны, тоже не смогла победить их – означает ли это «гнилость и бессилие»? Пусть судит читатель.

Источник: argumenti.ru